В кругах французской и английской буржуазии эта война решительно не пользуется популярностью. У французской буржуазии война была непопулярной с самого начала, так как, начиная со 2 декабря, этот класс находится полностью в оппозиции к правительству «спасителя общества». В Англии буржуазия разделилась. Большая часть ее свою национальную вражду к французам перенесла на русских. Хотя сам Джон Буль позволяет себе совершать время от времени кое-какие аннексии в Индии, однако он и не думает разрешать другим странам делать то же самое в иных местах, в неприятной близости от самой Англии или ее владений. Россия является страной, которая в этом отношении уже давно вызывает у него тревогу. В связи с расширяющейся в огромных размерах британской торговлей с Левантом и через Трапезунд с внутренними районами Азии вопрос о свободном проходе судов через Дарданеллы приобретает для Англии исключительно важное значение. Англия не может допустить, чтобы Россия постепенно поглотила придунайские страны, значение которых как хлебной житницы все возрастает; она не может позволить, чтобы Россия закрыла судоходство по Дунаю. Русский хлеб и теперь составляет слишком важную статью в потреблении Англии, присоединение же к России этих производящих зерно пограничных с нею стран поставило бы Великобританию в полную зависимость от России и Соединенных Штатов и превратило бы эти две страны в регуляторов мирового хлебного рынка. Кроме того, в Англии постоянно циркулируют какие-то неопределенные и тревожные слухи относительно продвижения русских в Средней Азии; этим слухам, усиленно распространяемым заинтересованными в индийских делах политиками и перепуганными фантастами, легко верит плохо разбирающаяся в географии английская публика. Поэтому, когда Россия начала свою агрессию против Турции, национальная вражда сразу же прорвалась наружу; пожалуй, ни одна война не была так популярна, как эта. Партии мира пришлось на время замолчать; даже значительная часть ее членов была увлечена общим потоком. Но кто знает характер англичан, тот не сомневался, что этот воинственный энтузиазм не мог долго продолжаться, по крайней мере поскольку речь шла о буржуазии. Как только война ударяет по карману буржуазии, ее торгашеская природа берет верх над ее национальной гордостью, и страх перед немедленной потерей личных выгод оказывается сильнее страха перед неизбежной постепенной потерей огромных преимуществ для всей нации. Пилиты — противники войны не столько из-за действительной любви к миру, сколько благодаря своей ограниченности и робости, что всегда держало их в страхе перед любым большим кризисом и решительными действиями — приняли все меры к тому, чтобы приблизить тот великий момент, когда каждый английский купец и фабрикант сможет подсчитать с точностью до одного фартинга, во что ему лично обойдется война per annum [в год, ежегодно. Ред.].
Г-н Гладстон, пренебрегая обычной идеей о выпуске займа, сразу удвоил подоходный налог и приостановил финансовую реформу. Результат не замедлил сказаться. Партия мира снова подняла голову. Джон Брайт со свойственными ему энергией и упорством осмелился выступить против господствующих в стране настроений, и ему удалось, в конце концов, склонить на свою сторону промышленные округа. В Лондоне настроение все еще в пользу войны, но усиление влияния партии мира становится заметным даже и здесь. Между прочим, следует напомнить, что Общество мира никогда прежде не пользовалось сколько-нибудь серьезным влиянием в столице. Тем не менее его агитация усиливается по всей стране, и достаточно пройти еще году с удвоенным подоходным налогом и к тому же с займом, — а выпуск займа считают теперь неизбежным, — чтобы исчезли последние следы воинственного духа среди торгово-промышленного класса.
Совсем иначе обстоит дело с народными массами в обеих странах. Крестьянство во Франции, начиная с 1789 г., было самым горячим приверженцем войны и военной славы. На этот раз крестьяне убеждены, что им не придется сильно почувствовать тяготы войны, ибо в стране, где земля до бесконечности раздроблена между мелкими собственниками, набор не только освобождает сельскохозяйственные округа от избыточной рабочей силы, но и предоставляет ежегодно примерно 20000 молодых людей удобный случай заработать порядочную сумму денег, давая им возможность поступить на военную службу в качестве заместителей. Только затяжная война могла бы тяжело сказаться на крестьянах. Что касается военных налогов, то император не посмеет наложить их на крестьянство, не рискуя своей короной и жизнью. Единственное средство поддержать среди крестьян бонапартизм — это освободить их от военных налогов и тем купить их расположение; следовательно, в течение ближайших лет, они, вероятно, будут свободны от этого вида гнета.
В Англии дела обстоят примерно так же. В сельскохозяйственных округах имеется обычно избыток рабочей силы, они поставляют основную массу солдат, в которую лишь в более поздний период войны вливаются значительные пополнения из среды беспокойных элементов городов. Так как в начале войны торговля находилась в более или менее удовлетворительном состоянии и недавно был проведен ряд улучшений в земледелии, число деревенских рекрутов было на этот раз меньше, чем раньше, и городской элемент явно преобладает в нынешней милиции. Но и незначительного числа завербованных в армию было достаточно для того, чтобы благоприятно повлиять на заработную плату, а симпатии деревенских жителей всегда были на стороне солдат, которые выходили из их среды и становились затем в их глазах героями. Прямые налоги не затрагивают мелких арендаторов и сельскохозяйственных рабочих, и нужно несколько лет войны, чтобы они почувствовали на себе увеличение косвенных налогов. Среди этих людей воинственный энтузиазм сильней, чем когда-либо; нет ни одной деревни, где бы не открылась новая пивная под вывеской «Герои Альмы» или что-то в этом роде, где почти в каждом доме стены не украшались бы удивительными олеографиями с изображениями Альмы, Инкермана, атаки под Балаклавой, портретами лорда Раглана и других. Но если во Франции громадное преобладание мелких крестьян (четыре пятых населения) и их своеобразное отношение к Луи-Наполеону придают большой вес их мнению, то в Англии сельское население, составляющее лишь одну треть населения страны, не имеет почти никакого влияния, выступая лишь в роли придатка и подголоска земельной аристократии.
Промышленный пролетариат занимает по отношению к войне особую позицию, почти одинаковую в обеих странах. Как английские, так и французские пролетарии преисполнены благородным национальным чувством, хотя они более или менее свободны от устарелых национальных предрассудков, свойственных крестьянству обеих стран. Непосредственно они мало заинтересованы в войне, если не считать того, что победы соотечественников льстят их национальной гордости, а руководство войной, безрассудное и самонадеянное со стороны французов, робкое и бестолковое со стороны англичан, предоставляет им удобный случай для агитации против существующих правительств и правящих классов. Но самое главное для них заключается в следующем: эта война, в сочетании с торговым кризисом, — налицо пока еще лишь первые проявления его, — руководимая людьми, не способными справиться со стоящей перед ними задачей, и принимающая вместе с тем европейские масштабы, неизбежно вызовет события, которые дадут пролетариату возможность вновь занять положение, утраченное им в результате июньской битвы 1848 г. во Франции [124] . И это касается не только Франции, но и всей Центральной Европы, включая Англию.
Во Франции, и в этом не может быть никакого сомнения, всякая новая революционная буря рано или поздно приведет рабочий класс к власти. В Англии дела скоро примут такой же оборот. Аристократия желает продолжать войну, но не способна на это, а плохое ведение войны в прошлую зиму совершенно скомпрометировало ее. Буржуазия не желает продолжать войну, но войне сейчас не может быть положен конец; идя на все ради мира, буржуазия доказывает тем самым свою неспособность управлять Англией. Если события отстранят от власти первую с ее различными фракциями и не допустят к власти вторую, то останутся лишь два класса, к которым может перейти власть: мелкая буржуазия, класс мелких хозяев, у которого каждый раз, когда его призывали перейти от слов к делу, обнаруживался недостаток энергии и решимости, и рабочий класс, которого постоянно упрекали в том, что он проявлял слишком много энергии и решимости, когда начинал действовать как класс.