В этом же письме он бросает Пилю упрек в том, что тот до сих пор еще не вмешался в вопросы ввоза продуктов питания в Ирландию. Пиль поймал этого маленького человека в его же собственную ловушку. Он подал в отставку, написав, однако, королеве письмо, в котором обещал Расселу свою поддержку, если тот возьмется осуществить отмену хлебных законов. Королева вызвала Рассела и поручила ему образование нового кабинета. Он пришел, увидел… и объявил себя неспособным на это, даже при поддержке своего соперника. Он не думал, что дело обернется таким образом. Для него все это было лишь фальшивым предлогом, а ему угрожали поймать его на слове! Тогда снова пришел к власти Пиль и отменил хлебные законы. Этим его поступком партия тори была разбита и дезорганизована. Рассел блокировался с ней, чтобы свергнуть Пиля. Вот все, чем он может оправдать свои притязания на звание «министра свободы торговли», которым он еще на днях хвастался в парламенте.
VI
Лондон, 12 августа. Мы еще раз возвращаемся к лорду Джону Расселу, чтобы закончить его характеристику. В начале своей карьеры он в известной мере прославился мнимой терпимостью, а в конце своей карьеры — мнимой набожностью; в первый раз — своим предложением об отмене «Test- and Corporation-Acts» [223] , во второй — своим «Ecclesiastical Titles Bill» (биллем о духовных титулах) [224] . Акты о присяге и о корпорациях лишали диссидентов возможности занимать государственные должности. Эти акты давно уже стали мертвой буквой, когда Рассел внес в 1828 г. свое пресловутое предложение об их отмене. Он обосновывал свое предложение тем, что, по его убеждению, «Отмена этих актов укрепит государственную церковь». Один современник пишет: «Никто не был более удивлен успехом этого предложения, чем сам его автор». Эту загадку нетрудно разгадать, если вспомнить, что год спустя (1829) министерство тори само внесло билль об эмансипации католиков и, конечно, должно было желать предварительно избавиться от актов о присяге и о корпорациях. Впрочем, диссиденты не получили от лорда Джона ничего, кроме обещаний, которые он им давал, когда оказывался в оппозиции. А когда он бывал у власти, то противился даже отмене церковных налогов (church rates).
Но еще ярче характеризует пустоту этого человека и мелочность руководивших им мотивов его поход против папы [Пия IX. Ред.]. Мы видели, что в 1848 и 1849 гг., объединив вигов с тори и пилитами, он провалил предложения о реформе, внесенные его же собственными союзниками. Находясь в такой зависимости от консервативной оппозиции, его министерство стало крайне слабым и неустойчивым в 1850 г., когда папская булла о введении иерархии для римско-католического духовенства в Англии и о назначении кардинала Уайзмена архиепископом Вестминстерским вызвала некоторое волнение среди самой лицемерной и ограниченной части английского народа. Для Рассела, во всяком случае, действия папы не были неожиданностью. Его тесть, лорд Минто, находился в Риме, когда «Римская газета» [ «Gazzetta di Roma». Ред.] в 1848 г. сообщила о назначении Уайзмена. Из «Письма к английскому народу» кардинала Уайзмена мы узнаем, что папа еще в 1848 г. ознакомил лорда Минто с буллой о введении церковной иерархии в Англии. Рассел сам сделал несколько предварительных шагов, заставив Кларендона и Грея признать официально католические духовные титулы в Ирландии и колониях. Но теперь, учитывая непрочность своего кабинета, обеспокоенный историческим воспоминанием о том, что в 1807 г. поход против папы опрокинул правительство вигов, опасаясь, как бы Стэнли, подражая Персивалу и ему самому, не опередил его во время парламентских каникул, как он сам пытался опередить сэра Роберта Пиля с отменой хлебных законов, преследуемый всеми этими предчувствиями и призраками, маленький человек совершил salto mortale [смертельный прыжок, рискованный шаг. Ред.], внезапно воспылав безудержным протестантским рвением. 4 ноября 1850 г. он опубликовал пресловутое «Письмо к епископу Дургамскому», где заверял епископа:
«Я вполне с Вами согласен в том отношении, что последнее покушение папы на наш протестантизм нельзя не считать беззастенчивым и коварным, и поэтому я не в меньшей степени, чем Вы, возмущен этим обстоятельством».
Он говорил об «упорных попытках, которые предпринимаются в настоящее время с целью ограничения духа и порабощения души». Католические обряды он называл «маскарадами суеверия, на которые значительное большинство нации смотрит с презрением», и в заключение обещал епископу предложить новые законы против узурпации папы, если старые окажутся недостаточными. Тот же лорд Джон в 1845 г., будучи тогда, правда, не у дел, заявил:
«Я думаю, что мы можем отменить статьи, мешающие римско-католическому епископу присваивать себе титул, который носят епископы государственной церкви. Не может быть ничего более нелепого и наивного, чем сохранение таких различий».
В 1851 г. он внес в парламент свой билль о духовных титулах для упрочения этих «нелепых и наивных различий». Но так как он в том же году был разбит коалицией ирландской бригады, пилитов, манчестерцев и т. д. при обсуждении предложения Лока Кинга о расширении избирательных прав, то его протестантское рвение улетучилось, и он дал обещание изменить этот билль, который фактически появился на свет мертворожденным.
Фальшивым предлогом был не только поход Рассела против папы, но и его ревностная защита эмансипации евреев. Все знают, что его Jewish Disabilities Bill [билль об отмене ограничений прав евреев. Ред.] является ежегодным фарсом, приманкой для тех избирателей, голосами которых располагает в Сити австрийский барон Ротшильд. Фальшивым предлогом были также декларации Рассела против рабства.
«Ваше противодействие всем предложениям в пользу негров», — писал ему лорд Брум, — «сопротивление, которое вы оказывали даже простой попытке воспрепятствовать возродившейся торговле рабами, увеличили пропасть между вами и страной. Тот, кто поверил бы, что вы, противники всех законов против рабства в 1838 г., враги всякого вмешательства в деятельность колониальных собраний рабовладельцев, внезапно воспламенитесь такой любовью к неграм, что внесете в 1839 г. билль в их защиту, рискуя тем самым потерять свои посты, — тот обнаружил бы удивительную склонность к самообману».
Фальшивым предлогом была для Рассела и судебная реформа. Когда парламент в 1841 г. вынес вотум недоверия кабинету вигов и предстоящий роспуск палаты не обещал успеха, Рассел попытался в спешном порядке провести через палату общин Chancery Bill [билль о канцлерском суде. Ред.], чтобы
«исцелить одно из самых мучительных зол нашей системы — волокиту в courts of equity [судах справедливости. Ред.] — путем учреждения должности двух новых judges of equity» (судьи, которым надлежит руководствоваться не нормами права, а справедливостью).
Рассел назвал этот свой билль «большим платежом в счет судебной реформы». Истинной его целью было провести втихомолку на создаваемые новые должности двух друзей-вигов, еще до предстоящего, по-видимому, образования кабинета тори. Сэр Эдуард Сагден (ныне барон Сент-Леонардс), видевший Рассела насквозь, внес поправку, согласно которой закон должен был бы вступить в силу только 10 октября (то есть после созыва вновь избранного парламента). Несмотря на то, что в существо этого билля, в котором, по его словам, была такая «острая» нужда, не было внесено ни малейшего изменения, Рассел немедленно взял его обратно, когда была принята эта поправка. Билль стал «пресным», он утратил свою соль.
Колониальные реформы, проекты в области народного образования, «свободы подданных», свобода печати и публичных собраний, военный энтузиазм и жажда мира — все это для лорда Джона Рассела лишь фальшивые предлоги. Весь он — фальшивый предлог, вся его жизнь — сплошная ложь, вся его деятельность — непрерывная цепь ничтожных интриг для достижения грязных целей, для расхищения общественных средств и узурпации одной лишь видимости власти. Трудно найти лучшее подтверждение библейского изречения, что человек не может и дюйма прибавить к своему росту. Поставленный рождением, связями, случайностями общественной конъюнктуры на огромный пьедестал, он всегда оставался все тем же гомункулом, карликом, танцующим на вершине пирамиды. Вряд ли история когда-либо еще показала человека столь великим в своем ничтожестве.